Ольга Мариничева. Ключи от Утопии
Мариничева О. В. Ключи от Утопии
Ольга МАРИНИЧЕВА
Ключи от Утопии
1.Воспоминания о будущем
В этом году исполнилось 50 лет началу коммунарского движения в стране. Уникальная возможность дать, наконец-то, анализ этой самой мощной из всех известных мне отечественных и зарубежных «технологий» работы с юношеством — с охватом ее эффекта теперь уже длиною в жизнь. Первым выпускникам коммун нынче за 60, но и те, кому под 50, под 40, под 30 и младше — в общей связке, связаны друг с другом судьбой и постоянной работой по осмыслению себя и своей уникальной общности.
И вот этим-то, прожитостью и осмысленностью своего юношеского опыта, коммунарство актуально сегодня не просто как исторический опыт. Говоря современным прагматичным языком, его технологический, а главное — человеческий «капитал» — это мощнейший ресурс для нового качества духовно-нравственного воспитания современных ребят (упование на одну только церковь в этом вопросе внеисторично и бесперспективно), и — для противостояния новому массированному, оболванию юношества со стороны авторитарного государства — имею в виду проекты типа «Идущий вместе», «Молодой гвардии», «Наших»…
Научно доказано: коммунарство с самого рождения было мощнейшей в стране нетоталитарной системой в тоталитарной советской педагогике (автор исследования — профессор, член-корреспондент РАО, доктор педагогических наук А.В. Мудрик).
Как такое стало возможным?
2. Наша собственная оттепель
Это у взрослых была оттепель, ХХ съезд, разоблачение культа личности, «Один день Ивана Денисовича», «Моральный кодекс строителя коммунизма». Для нас же, детей и подростков 60-х, имя Хрущева ассоциировалось, скорее, с «кукурузой, царицей полей» (ни одна новогодняя елка в школах не обходилась без этого «царицыного» костюма наряду с костюмами спутников и космонавтов), с открывшимися повсюду кукурузными магазинами (хлопья, вкуснейший кукурузный мед, похожий на патоку…) Тот вкус меда до сих пор помнится на языке — «послевкусие»… Ну а если всерьез, то мы были промежуточными — уже не шестидесятники, но и еще не диссиденты-семидесятники… (Имею в виду, конечно, не все поколение, а, по крайней мере, те 20-30-40% из него, которые, по свидетельству ученых, всегда, при любом политическом раскладе, несут в себе явную или латентную, скрытую форму социальности, социальной направленности личности).
Так вот принятая Программа построения коммунизма, столь значимая для многих взрослых, для нас была абсолютно безразлична, как всякий газетный официоз, и вызывала в лучшем случае снисходительные насмешки по рядам парт на уроках обществоведения. А подлинный программой чего-то очень высокого и значимого стала для моих ровесников «Туманность Андромеды» Ефремова — блистательная глубокая и масштабная картина устройства будущего общества («утопией» ее как-то и в голову тогда не приходило нам называть). Как и в целом социальная «позитивная» фантастика и, конечно, сама по себе воцарившаяся в обществе атмосфера веры и надежды, светлых ожиданий.
И, наконец (а для нашего разговора, пожалуй, самое важное): меня до сих пор глубоко волнует и трогает тот факт, что кому-то в те годы оказалось до нас прямое, непосредственное дело. В конце 50-х сразу после ХХ съезда партии в Ленинграде собралась группа педагогов во главе с Игорем Петровичем Ивановым с одной конкретной целью: раз заявлены новые, демократические времена «на дворе», то надобно готовить и новую, небывалую прежде программу жизни детей и подростков. Новую методику работы, новую организацию, новую педагогику… Себя они назвали СЭН: Союз энтузиастов.
А спустя некоторое время, уже придумав «вчерне» то, что вскоре будет названо «методикой коллективных творческих дел» (или «коллективного творчества», или коммунарством или «педагогикой общей заботы»), эти замечательные люди получили возможность сразу и воплотить задуманное в реальности, во Фрунзенском районном дворце пионеров и школьников г. Ленинграда. Так ровно 50 лет назад родилась легендарная Фрунзенская коммуна, названная коммуной в честь коммуны Антона Семеновича Макаренко — безусловного авторитета и кумира самих «сэновцев». К предыстокам этой работы относится и опыт общинной жизни детей в системе С.Т. Шацкого. Вот и их имена уже стали легендой, из них ключевые — Фаина Яковлевна Шапиро, «мама» коммуны, и Игорь Петрович Иванов» — «отец-основатель»…
И тут пора ввести еще одно ключевое, легендарное имя: Симон Львович Соловейчик, публицист, писатель, педагог, работавший тогда в школьном отделе «Комсомольской правды». Приехав в командировку во Фрунзенскую коммуну, он понял: этот блистательный опыт построения творческих, братских отношений имеет не локальное, а всеобщее значение, он нужен, в принципе, всем подросткам.
Как раз только что открылся «Орленок» и, более того, в воздухе носилась идеи создания вместо школьного комсомола особой подростковой организации. По всему поэтому Соловейчик добился через ЦК ВЛКСМ решения откомандировать группу коммунаров и их вожатых из Ленинграда с тем, чтобы «оккомунарить» «Орленок».
Архивы «Комсомолки» тех лет полны изумленных рассказов журналистов школьного отдела о том, как в считанные дни «оккомунарился» весь «Орленок» — и вот уже сметена несокрушимая традиция вечерних танцев: ребята предпочитают собираться в круг на коммунарских отрядных «огоньках» и часами обсуждают прожитый в необычных творческих делах день, рассуждают о «вечных проблемах», о самих себе, друг о друге, об окружающей жизни… Так глубоко, открыто и искренне, что прячущиеся в сумерках за деревьями журналисты боялись выдать себя, чтоб не спугнуть этот особый высокий настрой…
Ну и началось: Всесоюзные сборы в «Орленке», сотни секций юных коммунаров в городах и весях по всей стране, куда возвращались ребята из «орленка», зажигая «новой жизнью» своих ровесников, учителей, директоров школ, руководителей клубов. Многие взрослые самых разных профессий стали вести коммунарские объединения «на общественных началах», а были коммуны и вовсе без взрослых — в Ульяновске, например.
Уже в первые два-три года — сотни тысяч участников движения. Без всяких «установок сверху». И — мощный, яркий пласт вожатых и педагогов, просто старших друзей, вставших рядом с ребятами. «Харизматические личности», как сказали бы о них сейчас, — многосторонне одаренные люди и, что очень важно, с высокой, говоря научно, «мотивацией и ценностной ориентацией» в жизни и в общении с ребятами. Ведь коммунарство дает человеку в руки эффективную технологию работы с ребятами — но если у него за душой нет ничего святого, высокого, то и «эффекта» адекватного не получится — так, развлекаловка, «организация досуга».
3. На изломе
Ну а дальше — известный сценарий конца 60-х—начала 70-х.
Конечно, никакой своей организации для подростков создать не позволили, демократию свернули, само слово «коммунарство» в печати на долгие годы оказалось под запретом, пошла волна преследований и разгромов со стороны партийных органов и КГБ коммун и клубов, обвинение в «сектанстве» (из-за свечек на коммунарских огоньках). Против многих ярких ребячьих лидеров были централизованно сфабрикованы грязные уголовные дела (кому-то приписали «мальчиков», кому-то «девочек», автор этой хитроумной акции до сих пор числится в органах в большом чине), люди сгинули в тюрьмах, колониях, психушках… Таково было отношение «справа» (так тогда называли власть), но и «слева» (как именовались тогда критически настроенная к режиму интеллигенция) звучали упреки и насмешки в насаждении идеалов коммуны и братства, а значит, коммунистической идеологии.
Но вот парадокс: простые изъятия самого по себе термина «коммунистический» из всего массива работ И.А. Иванова ни на йоту не изменяет объективную общечеловеческую, демократическую суть разработанной им педагогической системы (изыскания провел доктор педагогических наук, профессор, зав.кафедрой Ульяновского педуниверситета С.Д. Поляков). Это при том, что сам Иванов, конечно же, употреблял эти термины не просто ради «политеса», а вполне искренне и убежденно. Так ведь и Сухомлинский, величайший отечественный педагог-гуманист прошлого века, тоже писал эти слова не на потребу власти — но разве это хоть сколько-то умаляет суть и значение для мировой педагогики опыта Павлышской школы? Да и громили его при жизни столь же ожесточенно, как и коммунаров.
И тем не менее многие наши лидеры, безусловные авторитеты для нас, младших (Фаина Яковлевна Шапиро, Татьяна Ивановна Матвеева), в конце жизни, уже в новые времена, мучительно казнились, что, может, вправду много вреда принесли нам этими идеалами? Те же, кто когда-то под флагом вроде бы этих идеалов громил «Орленок» именно за «антисоветское воспитание», «абстрактный гуманизм» (сохранился текст той разгромной справки комиссии ЦК ВЛКСМ 1966 года, сломавшей судьбы лидеров «Орленка» и движения в целом), демонстрируют и в наши дни завидную самосохранность, не только занимая по-прежнему устойчивые места во властной элите, но даже умудряясь приобрести почетный статус правозащитника (как, к примеру, нынешний прогрессивный мыслитель Ю. Афанасьев — он же автор (!) той самой справки, тогдашний зав. отделом ЦК ВЛКСМ).
Но залогом жизнестойкости самих коммунаров все эти десятилетия (локальные очаги коммунарства сохранились и действуют до сих пор в школах, клубах, разновозрастных отрядах, в созданных их выпускниками новых педагогических и социальных проектах, в том числе, замечу, и в продвижении в России педагогики Штайнера, Монтессори, Френэ) была именно та изначальная человеческая цельность, настоящность наших старших друзей. А также — простая человечность и естественность создаваемых вместе (в устах гонителей — «абстрактно-гуманных») законов жизни: «Наша цель — счастье людей», «Живи для улыбки товарища», «Каждое дело творчески — а иначе зачем?» Прожив, считай, жизнь, я и сама нынче удивляюсь, как эти юношеские, «наивные» заповеди возьми да и стань для массы уже взрослых людей внутренними законами жизни, эту жизнь выстроившими, направляющими и дающими ей свет, тепло и смысл.
И это — правда. Прожито, выстрадано. Для сотен и сотен тысяч (может, и больше, никто ведь не считал) — словом, для целой генерации людей, прошедших коммунарство.
«Методика», созданная для детства и юности, оказалась столь глубоко и эмоционально, духовно воспринята личностью, что «на выходе» (т.е. молодости, зрелости, а теперь, считай, и в старости) дала удивительный феномен: некий целостный, особый «коммунарский» образ жизни людей. Пожизненный. (Из известных многолетних течений, движений сходный результат, пожалуй, имеет разве что движение КСП — и не случайно они с коммунарством часто пересекаются. Более того, именно в этои году они празднуют тоже свой полувековой юбилей).
…Когда-то Симон Львович Соловейчик, рассказывая о первых детях, родившихся у фрунзенских коммунаров, с умилением писал о паре пинеточек, бережно передаваемых по цепочке от семьи к семье (как-то получилось, что и семьи создавались как правило, среди «своих» — или с одобрения, принятия «кандидатуры» этим кругом. Что было естественно — ведь речь об общем круге жизни, женатики также, как все, ездили на коммунарские сборы, там и дети росли, да и просто двери у коммунаров всегда открыты: вечные гости, из ближнего окружения, из других городов…)
Дети из тех пинеток давно выросли, вот уже у многих и внуки подрастают (кстати, это отдельная тема — семейная педагогика в коммунарских семьях, передача уже собственным детям особого стиля общения, гуманизма и демократизма, воспринятых в собственном юном возрасте)… но и нынче они срабатывают, эти цепочки от мелочей до куда более серьезных поводов.
К примеру, один из молодых руководителей московского отряда «Рассвет» в годы перестройки ушел в бизнес, создал успешную, нынче весьма известную фирму по производству косметики (кстати, бытует заблуждение, что коммунары «по определению» не могут быть успешными бизнесменами, это неправда: бизнес — тоже творчество и тоже с людьми), другой создал школу, также сейчас знаменитую. Ну и естественно, что коммерсант спонсировал все начинания своего соратника от исторических ролевых игр до длительных походов под парусами и на баржах. А директор знаменитой московской коммунарской школы № 825 Владимир Абрамович Караковский рассказывает, что стоит кому-то из выпускников потерять работу — тут же спешно сбегаются «старики» (так на сборах называют выпускников, старших коммунаров), устраивают совет — и решают проблему, быстро находят товарищу новое место работы.
Это ведь глубокое заблуждение, что будто бы «вечные ценности рынка» (фраза одного моего коллеги, весьма, на мой взгляд восторженно-наивная) противоречат, сводят на нет всю эту «старомодность»: человечность, братство, альтруизм, коллективизм…
Во-первых, в современном мире существует 42 тысячи коммун (хотя я сейчас вовсе не о коммунах, как структуированных «ячейках общества», а о системе воспитания и образе жизни).
Во-вторых, жизнь показала: коммунары часто оказываются как раз более мобильными, более креативными, более готовыми вообще к социальным изменениям (не случайно в этих кругах, в самих коммунах, на сборах так высока популярность всяческой фантастики и футурологии, вообще интерес и даже «страсть к будущему») — что не отменяет, конечно же, и массы чисто человеческих страданий, сомнений по поводу этих перемен, (а чего вообще стоят ценности, если нет работы по их переучету, честных сомнений в них и честных их обретений заново?)
4. Внутренний человек
Кстати, вкус и умение к этой внутренней работе, строительству внутреннего «я» человека я считаю вообще главным достоинством этой системы жизни еще со времен наших «огоньков». Наперекор массовому заблуждению стереотипа коллективная жизнь и работа в наших общностях не нивелировала, а напротив, развивала и углубляла именно внутренний мир человека: им любовались, восхищались безмерно.
Вот что пишет Роман Синельников, «Орленок» 80-х годов:
«Коммунарство меняет человека раз и навсегда. Оно создало Реальный Идеал — идеал отношений между людьми… Такой идеал дарит человеку величайшую стабильность и независимость. Все рушится в нашей жизни… Наши родители верили в общество равенства — перестройка смела эту веру. Мы воспитывались на могучей музыке теории относительности и теории Дарвина — сейчас это «не модно». Но тем не менее существует нечто такое, что для меня безусловно. Что останется со мной навсегда, и это — дух моего «Орленка», это — громадное количество орлят, разбросанных по всей стране и готовых поддержать меня в трудную минуту. Я знаю: сейчас продается и покупается абсолютно все: военная форма, знамена, партбилеты… Все — но за одним исключением. Мне ни разу не попадался среди выставленных на продажу значков значок «орлятский». Потому что в этом мире пока существует Дружба и Доверие. Которые не купить и не продать»…
А ведь именно наличие богатого внутреннего мира, нравственного и духовного стержня личности — лучшая гарантия личностной стойкости, выживаемости, ничем незаменимый якорь человека в любых социальных штормах времени.
Важно и то, что в отличие от нынешней моды на всевозможные молодежно-юношеские «палаты» и «парламенты», где ребят милостиво погружают, по сути, во взрослые скучные формы бюрократии, «управленческая» школа в коммунарстве совсем иная, творческая и мобильная. На сборах, в лагерях идет ежедневная ротация «начальства»: весь день отрядная жизнь в руках дежурного командира, его работу всем отрядом обсуждают вечером и тут же избирают следующего дежкома. К тому же у каждого творческого дела — своя команда организаторов (совет дела), в результате в опыте каждого подростка то и дело меняются функции «управления — подчинения», что уже в самом зародыше гасит возможность «кастовости» юных властолюбцев, а также создает ситуацию прозрачности, обсуждаемости, не-отчужденности всех этих летучих «властных структур». Словом, «В коммуне нет начальства, начальство — коллектив; а кто начальство корчит, тот гнусный подлый тип». И вообще: «формалист и бюрократ — самый ядовитый гад!».
И честно, я просто не знаю, как без всего этого можно всерьез говорить о воспитании подлинно свободных людей, готовых жить и действовать в условиях демократии, тем самым утверждая ее, а не имитируя. Ну не может само по себе знание прав и законов для юного человека хоть как-то заменить этот опыт!
Ведь опыт — это жизнь. И эту жизнь нужно (и можно!) организовать, построить. Вместе с ребятами, на их собственном пространстве жизни и отношений. По-честному, по-настоящему. В их интересах, а не спекулируя на этих интересах.
Юношеству свойственна тяга к поиску или строительству собственной, иной, другой реальности, отличной от окружающей обыденности. Если хотите, утопии. «Инобытие» — так называет знаменитый директор 825-й московской коммунарской школы Владимир Абрамович Караковский некую особую реальность, которая неизбежно и волшебно возникает на коммунарских сборах, оппонируя тем самым упрекам «в отрыве от реальной жизни». По сути, эта утопия более реальна, чем обычная реальность: чувства острее, люди человечнее, жизнь ярче, красочнее, одухотворенней. То есть эта реальность по человечески более подлинная, более настоящая. И при этом созданная самими ребятами в реальном пространстве реальных человеческих отношений. Этому мастерству можно научиться, оно передается не только технологиями, но главное — из рук в руки, глаза в глаза.
…Ну и вот, наконец, что получается: есть в стране массовая генерация взрослых, состоявшихся людей, выходцев из коммунарства, в том числе воспитанники первой, самой яркой и энергетически мощной его волны 60-х; люди со всем спектром профессий от крупных ученых в педагогике, психологии, коммерсантов, писателей, журналистов, политических и общественных деятелей, даже министра до «просто» творческих менеджеров, педагогов, управленцев, инженеров… Причем все с опытом и умением работы с подростками по уникальной методике. И еще живы, слава Богу, многие наши мэтры — хоть как же горько недостает тех, кто ушел… И опять витает в воздухе все та же идея самостоятельного, самодеятельного юношеского движения всероссийской подростковой организации. Ею мы столько раз загорались то в Архангельске на межрегиональной конференции по коммунарству в начале этого десятилетия, то при встречах с Караковским, с Александром Наумовичем Тубельским, недавно, к прискорбию, ушедшем, и постоянно — в кабинете у Алексея Волохова, выходца из Воронежского коммунарского отряда, много лет руководящего Федерацией детских организаций. Да и сама эта Федерация — есть, с уникальным составом организаторов детских и юношеских объединений, с опытом выживания еще в советский, а потом и во всех перипетиях постсоветского периода.
Чего же мы ждем?
…Жаль, конечно, что нет больше той «Комсомолки», которая в начале 60-х и явилась катализатором, организатором глобального социального проекта, объединив за считанные годы команды орлят-коммунаров во Всесоюзное юношеское движение (даже придя в редакцию уже в середине 70-х, когда все, казалось, было разгромлено, мы с коллегой Хилтуненом из карельского отряда «Товарищ» с изумлением продолжали получать рапорты о своей жизни от коммунаров каких-то дальних сибирских, алтайских городков).
Но зато есть теперь «сетевые ресурсы»: Интернет. (Кстати, много лет проблемы коммунарства обсуждаются на сайте «altruism.ru» а в последние годы — на сайте «Seti Lab», по теме «посткоммунарство», один из авторов которого, питерский педагог и писатель Андрей Русаков посвятил анализу этого явления большую часть своей книги «Эпоха великих открытий в школе девяностых годов» (СПб, Агенство образовательного сотрудничества, 2005)
Словом, есть с кем и как начать сперва обсуждение: возможно ли использовать «ресурс» коммунарства для организации жизни современных подростков? Создания их собственной организации, нового молодежно-юношеского движения?
Краткий «срез» того, что и как нынче делается в работе с подростками, вы можете прочесть в подборке писем, которые я регулярно получаю от своего друга, члена ульяновской коммуны 60-х, а ныне доктора педагогических наук, профессора, зав.кафедрой Ульяновского педуниверситета Сергея Даниловича Полякова.
Ольга МАРИНИЧЕВА
http://www.bim-bad.ru/biblioteka/article_full.php?aid=1589&binn_rubrik_pl_articles=176
Письмо авторам
|
