И.Каримов. "КСП"
История Московского КСП
Что есть ЦАП
Проблема Авторской Песни
Гитарные школы. А.Костромин (из книги И.Каримова "КСП")
Гитарные школы
Александр Костромин
Летом 1988 года мне позвонила Ирина Алексеева. Сообщив, что Московский горклуб благодаря перестроечной обстановке наконец-то воссоздаётся и даже получает помещение, она предложила мне ни много ни мало возглавить всю библиотечно-архивную работу клуба. Я в это время работал в подмосковной гидрогеологической партии и по совместительству вёл занятия в гитарной школе при театре песни «Перекресток» под руководством В. Луферова. «Ну вот, — сказала телефонная трубка голосом Алексеевой, — заодно и гитарную школу будешь вести». Вот так в октябре 1988 года я перешёл на работу из гидрогеологов в профессиональные КСПшники.
Гитарную школу у Луферова я в свое время стал вести не на пустом месте. В бытность свою студентом биолого-почвенного, а потом факультета почвоведения МГУ (1969-1974), я участвовал в работе КСП МГУ, который сначала возглавлял, на моей памяти, Толя Соколов, а потом пришлось заниматься этим делом мне. И деятельность этого клуба уже содержала в себе некоторые элементы того, что впоследствии стало называться «Школа». В частности, мы собирались раз в неделю на так называемые «занятия Клуба студенческой песни». Там мы много-много пели, иногда в подготовленном режиме — в виде некоторого развёрнутого сообщения по творчеству какого-либо автора, или по какой-нибудь теме, либо в режиме обратной связи по запискам из зала. Аудитория 337 на химфаке вмещала человек 100-120 народу, и кто собирался на этих занятиях, понять было невозможно. Там же проводились и разучивания песен, по возможности новых, но «новое» — это всегда относительное понятие. В частности, разучивалась на моей памяти окуджавская «Возьмемся за руки друзья», которая, похоже, тогда была ещё новой. Разучивались какие-то песни Егорова и т. д., и т. д. Хорошо помню, как приходили к нам Дима Дихтер и Саша Воронов из МАИ, разучивали с нами песню Анатолия Загота про последние бригантины.
Через некоторое время выяснилось, что такая форма занятий хороша для всех, кроме тех, кто хочет ещё и активно аккомпанировать себе на инструменте. И в 1973 году, когда я учился уже на четвёртом, что ли, курсе, возникла идея сделать занятия двух типов: не прекращая таких вот вольных песнопений с разучиваниями, заняться гитаристами отдельно. И вот 13 ноября 1973 года состоялось первое историческое занятие гитарной школы Костромина, о чем по Московскому университету были развешаны афишки формата А4 (одна из них лежит у меня в архиве):
Школа игры на 6-струнной гитаре при Клубе Студенческой Песни приглашает всех желающих на I занятие 13.11.73 в 19:00 на химфак ауд.337
На это занятие собралось, как всегда бывает в начале сезона, около ста человек, — конечно, потом многие отсеялись. И на протяжении сезона 1973-1974 года я впервые в своей жизни вёл то, что называется ШКОЛОЙ: для начинающих — лекционный курс, а для продолжающих — курс типа семинарского. Происходило это в каких-то аудиториях биофака.
Всё казалось очень просто: обучай себе ребят песенкам, и вся недолга. На деле же оказалось, что совершенно невозможно преподавать Авторскую Песню, не решив для себя сакраментальный вопрос «Что Такое Авторская Песня?». Вопрос этот возникает с завидной регулярностью, и столь же перманентно на него пытаются ответить — как бы это сказать? — лучшие умы человечества. И каждое из возможных определений порождает совершенно неподъёмную лавину методических педагогических приёмов. Например, если определить АП «по Окуджаве» — «думающая песня для думающих людей», — то основной задачей ШКОЛЫ становится ни много ни мало обучение людей думать. Тезис А. Володина об АП как о «фольклоре городской интеллигенции» переносит центр тяжести на формы бытования песни, и тогда с неизбежностью возникает самодеятельный спортивный туризм, песни у костра и в компаниях. Если же принять определение АП по Л. Альтшулеру — «музыкальное интонирование русской поэтической речи» (каждый из признаков является необходимым, а все пять вместе достаточными), — то обучение почти теряет границы и приобретает этакие возрожденческие черты: наряду с собственно гитарной, музыкальной составляющей, необходимо обучение интонированию — как собственно актёрскому, так и способам сочетания слова и музыки; обучившийся должен знать и любить русский язык во всей красе, поэзию как способ существования языка, устность как исходную форму поэзии и пр., и пр. Век учись...
Году в 1971 <|Валерий|> <|Хилтунен|>, тогда ещё студент журфака, а впоследствии журналист «Комсомольской правды», писал о занятиях Клуба студенческой песни МГУ примерно так: «Занятия похожи на рыбалку: вылавливают. Но вот попалась в сеть рыбка — а дальше что?» Дескать, что прикажете делать с неофитом — КСП ведь ничего, кроме песенок, предложить не может. При всей аллегоричности образ в целом правильный: АП с точки зрения гитарных школ — не совсем вид искусства, а, скорее, определяющая, стержневая часть некоего образа жизни, сочетающего склонности и к думанию, и к общению, и к языку, и к музыке неразрывно и нераздельно.
Вообще же, в моем понимании задача гитарной школы чрезвычайно сложна, ибо задача эта, в первую очередь, социокультурная, и связана она с тем объёмом информации, которую кратко излагает Александр Завенович Мирзаян на своих лекциях, убедительно возводя авторскую песню чуть ли не в ранг русской национальной идеи. Сводится задача к тому, чтобы в условиях враждебного лингвистического окружения не дать окончательно погибнуть здоровому человеческому духу. Точка.
Из учащихся гитарной школы КСП МГУ я могу назвать довольно громкие имена, начиная с известного ныне барда Александра Суханова или с Андрея Сажина, который впоследствии организовал ансамбль «Скай», продолжая Володей Деревщиковым, основателем и руководителем КСП в Подлипках, и заканчивая Витей Кузнецовым, основателем знаменитой гитарной школы Кузнецовых.
В 1974 году комсомольские руководители закрыли КСП МГУ. Многих тогда попросили больше этим не заниматься, и некоторый период затишья в гитарных делах был. Тут я закончил МГУ, поступил на какую-то работу. И в 1975 году, поздней осенью, два активных КСПшника — Александр Наседкин и Юрий Коновалов — на кухне, по-моему, у Юры Коновалова пришли к идее, что надо делать большую, хорошую гитарную школу, не зависимую ни от горклуба и ни от чего. Предложили мне заняться этой работой. Я растерянно согласился. После чего усилиями этих двух людей было найдено место, где можно было расположить такую гитарную школу. Это был агитпункт рядом со станцией метро «Беляево».
Наученный опытом своей работы в МГУ, я уже знал, что нужно вести занятия по крайней мере в двух классах: для начинающих и для продолжающих. Понимая, что один в поле не воин, я стал думать о том, какова должна быть система и кто бы мог заняться этим. И в первую очередь подумал об Александре Евстигнееве, одном из наиболее любимых мною тогда гитаристов-аранжировщиков авторской песни. В его руках простые окуджавские и егоровские произведения начинали звучать гитарно интересно, с какими-то наворотами, что сейчас уже является общим местом, но тогда ещё было в диковинку. Он и стал у нас главным гитаристом, ибо вёл группу продолжающих, а я вёл группу начинающих. Первое занятие в Беляевской школе состоялось 24 ноября 1975 года.
Понимая, что без основы, без базы данных по песенному материалу, то есть без библиотеки, существование школы невозможно, ибо основная задача — накопление и передача информации от тех, кто знает, к тем, кто не знает, я обратился к Димитрию Соколову с предложением возглавить библиотечный отдел Беляевской школы, на что он радостно согласился. И в назначенные библиотечные дни Дим Палыч притаскивал огромный рюкзак со всякой бумагой, в которой все желающие могли что-либо искать. Но стройной системы по созданию базы, в которой можно было найти любое интересующее тебя произведение, тогда создать не удалось (как, впрочем, не удалось создать эту систему и до сей поры), в частности, и потому, что Дима взял на себя множество организаторских функций, став фактически исполнительным директором школы.
Занятия проводились раз в неделю — если я правильно помню, по понедельникам, поскольку через некоторое время возникло забавное неформальное движение внутри этой гитарной школы — небольшие слёты в Подмосковье под названием «Доживём до понедельника». Агитпункт вмещал одновременно до ста двадцати человек и обычно бывал набит практически битком.
Вскоре в школе стал преподавать и Вилен Барский, который многим сейчас совершенно неизвестен, а тогда был одним из заметных педагогов этого жанра. Занятия для начинающих проводились большей частью в форме лекционной, но потом я в свойственной себе манере ткнул пальцем в показавшиеся мне наиболее подходящими для этой работы фигуры из класса продолжающих и предложил им распределить начинающих учащихся между собой. Что и было сделано, и некоторое время форма занятий в начальном классе была лекционно-семинарская, причем «профессор» Костромин читал лекции, а педагоги «классом пожиже» (ни более, ни менее как Виктор Кузнецов, Андрей Сажин и т. п.) разводили учащихся по малым группам и беседовали с ними более конкретно.
Постепенно в Беляевской школе создались такие условия, в которых могли самозарождаться творческие единицы. И они самозарождались. Вот, например, как образовался знаменитый ансамбль «Скай». Вышеупомянутый Андрей Сажин привёл с МГУ, где он тогда учился, Олю Муратову и Лену Чебан. В классе продолжающих они познакомились с Димой Богдановым. На биофаке МГУ была агитбригада, а в ней — непременные вокальные ансамбли, которые еще со времен Ляли Розановой и Мити Сахарова в агитпоходах пели преимущественно авторскую песню. Женские ансамбли назывались «ЖАНС», мужские «МАНС», а смешанные, естественно, — «ЖМАНС». Так вот «ЖМАНС», созданный для одного из агитпоходов, и перерос в ансамбль «Скай». В моем дневнике запись: «3 апреля 1978 г. В ШГ «Беляево» — так называемая репетиция (прогон) концерта, намеченного на 13 апреля в ИПУ. <...> У А. Сажина — новый квартет, весьма ничего».
Тут же квартет приметил и приветил Женя Кустовский из группы SCO, по совместительству кандидат музыковедения, который вёл у нас спецкурс по нотной записи песен с фонограмм, так называемой расшифровке. Кустовский взялся за художественное руководство ансамблем. А песня С. Смирнова на стихи Р. Л. Стивенсона «Спой мне о том, кто уплыл на Скай», входившая в учебный репертуар «Беляева», дала название новообразованному коллективу, сменив первоначальное маловразумительное «Anqan».
Естественно, нелегальное образование, подобное «Беляеву», в те времена долго просуществовать не могло. И однажды помещение гитарной школы оказалось запертым, замок был заменен. Случилось это 10 апреля 1978 года — как раз к этому дню в школе было подготовлено занятие по песням биофака МГУ, и Вера Парфентьева привела Дмитрия Сухарева – легендарного основоположника агитбригады биофака. На дверях, по-моему, не было даже никаких объявлений, но через некоторое время пришёл какой-то человек и сказал, что в связи с нарушением пожарной безопасности занятия отменяются. Формулировка меня поразила, ибо именно с такой формулировкой были закрыты занятия в КСП МГУ. Впоследствии также за нарушение якобы пожарной безопасности закрыли и подвал на Плющихе, где некоторое время находился филиал Беляевской школы. В этом подвале сосуществовали тогда, если я правильно помню, мы с Витей Кузнецовым. Это был уже, наверное, 1979 год. Потом я куда-то самоустранился, и Витя Кузнецов стал вести самостоятельную педагогическую деятельность вместе с женой Татьяной. Занятия на Плющихе привели к интересному последствию: гитарная школа Кузнецовых подружилась с Гнесинским музыкальным училищем (во главе этой идеи была Мила Скворцова, со временем ставшая основным в Москве расшифровщиком нот для издания книг бардов). И некоторое время при Гнесинке существовала школа самодеятельной песни, которую вели Татьяна и Виктор Кузнецовы и в которой студенты этой самой Гнесинки проходили педагогическую практику. Многие методические наработки, накопленные «Кузнецовкой»... извините, гитарной школой Кузнецовых, были созданы на этой базе.
А то, что называется ныне гитарной школой Костромина в её теперешнем виде, фактически возникло в начале 1985 года в подвале у Луферова. Там мы провели 1985, 1986 и 1987 годы, и именно оттуда в 1988 году занятия гитарной школы переместились под только что обретенную крышу Московского КСП — в ДК имени Горбунова у Киевского вокзала.
Где-то примерно в 1989 году у Александра Евстигнеева возникла идея — попробовать возродить нечто подобное Беляевской школе. И вот в Текстильщиках на базе какого-то техникума некоторое время существовала интересная гитарная школа, где было много педагогов, чем, собственно, и отличалась когда-то Беляевская школа. Кроме нас с Александром Романычем, занятия вели такие интересные люди, как Олег Заливако (экс-«Белая гвардия»), Петр Анциферов — скрипач из ансамбля «Берендеи», Павел Полянинов — известный сейчас оперный тенор. Велись занятия по интересной системе, когда один и тот же класс периодически переходил из рук в руки: месяц занятия вел один педагог, месяц — другой, месяц — третий, месяц — четвертый. После чего ротация повторялась.
Из учившихся в Текстильщиках назову Риту Красносельскую — она возникла как ученица школы именно там, а через несколько лет стала вести класс начинающих в гитарной школе Центра авторской песни. Еще один педагог гитарной школы ЦАПа, Вера Рожкова, «самозародилась» примерно в то же время, но уже непосредственно в «Горбунке». А до Веры в первом классе занятия вел старый беляевец Илья Фессель.
Если я правильно помню, то на мое сорокачетырехлетие Гоша Курячий зачитывал этакую наукообразную лекцию о Костроминых — как они устроены, как они действуют. И, в частности, там был такой интересный посыл, что Костромины размножаются почкованием. В самом деле, откуда возникают гитарные педагоги, понять трудно. Они возникают самопроизвольно, и никто их специально не готовит — впрочем, точно так же, как и «самостоятельных творческих личностей». Педагоги внутри школ не появляются, а проявляются, освоив в процессе учебы методику преподавания. Вот так самопроизвольно возникли и ныне действующие педагоги, ведущие первые классы в ЦАПе, — Костя Сидоров и Шура Леонтьев.
Теперь — о задаче гитарных школ, как она мне видится на основе долгой практики. Когда-то на одном из педсоветов в Беляево мною был поставлен вопрос, который и до сих пор, пожалуй, висит как дамоклов меч над всем движением гитарных школ. «Что такое гитарная школа? — задал я вопрос. — Её задача — производство творческих личностей или же помощь всем страждущим и жаждущим?» Вопрос поставил всех педагогов в тупик, они думали не менее пяти минут, после чего, произнеся некоторые хорошие, добрые, тёплые слова, пришли к выводу, что задача гитарной школы — помощь всем страждущим и жаждущим. На протяжении последующих лет я вёл политику именно такую — политику открытого входа. Система для производства творческих личностей должна быть устроена совершенно другим образом: творческую личность надо предварительно отобрать и заниматься только ею. А открытый вход подразумевает распыление ограниченных педагогических сил на большое число людей, далеко не всегда стремящихся стать самостоятельными творческими единицами. Хотя и творческие личности все-таки случаются, например, в этом году выученица наша Наташа Быстрова стала дипломанткой на XXII Московском конкурсе авторской песни.
Когда клуб переехал на Осипенко, 73, для школы постепенно создались весьма благоприятные условия. Наличие собственного озвученного зала позволило ввести в учебный процесс микрофонную практику, ставшую впоследствии основной формой обратной связи — от ученика к педагогу.
«В клубе песен не до песен» — этот афоризм, говорят, придумал когда-то Игорь Михалёв. Действительно, постоянно занимаясь всепоглощающим «функционированием» — будь то взаимоотношения с начальством или с бардами, редакционно-издательское копание в бумажках или забивание гвоздей, — штатные работники клуба практически не имеют времени и возможности ни попеть самим, ни послушать других. В какой-то момент я, полностью на свой страх и риск, объявил «забастовку»: по пятницам с 19:00 до 23:00 я никакими делами не занимаюсь, а сижу в фойе перед залом и песни пою, поскольку никакой другой возможности у меня для этого нет. Кроме всего прочего, мне лично форму поддерживать надо — и для ведения гитарной школы, и для аккомпанирования Городницкому, и вообще. Конечно, я имел в виду не только себя — во многих городах России именно форма совместных песнопений представляет собой основной вид деятельности местного КСП, и нередко приходилось слышать вопрос: «А когда у вас клубный день?» В Московском клубе и понятия-то такого не было, так что для обозначения пятничных посиделок я применил новомодный тогда термин «тусовка». Имелся в виду неформальный характер происходящего: «Кто собрался — то и тусовка», а на вопрос случайно зашедших людей: «А что у вас здесь сейчас будет?» — имелся устойчивый ответ: «У нас здесь никогда ничего не бывает, у нас и сейчас ничего не происходит». Идея «просто попеть» была подхвачена в первую очередь учащимися гитарной школы, многим из которых не хватало одного занятия в неделю и хотелось больше песен.
Естественным желанием моим было использование певческого потенциала всех собравшихся, поэтому возникновение формы песнопения «гитара по кругу» в таких условиях было закономерно неизбежным, что и произошло. Поначалу обходились своими силами, а через некоторое время «приходить попеть» стали разнообразные люди — как москвичи, так и иногородние. Самое для меня удивительное, что те ностальгирующие «старички» вроде меня, на которых я, собственно, и рассчитывал, вовсе не составили основу собирающейся публики — напротив, именно они оказались в исчезающем меньшинстве, а основу составили почему-то студенты и приравненные к ним молодые люди обоих полов.
Не прошло и года, как «тусовка» стала традиционной. День её — пятница — удобным образом совпадал со всевозможными выходами в лес в предстоящие выходные, и в стенах ЦАПа стали собираться туристские компании, в том числе и из числа учащихся гитарных школ, да и штатный состав не отставал. Из клуба стартовали и дальние походы, как пешие, так и байдарочные, и общие поездки на фестивали в другие города. Туристское оборудование постепенно заполнило все укромные углы ЦАПа, так и норовя вылезти наружу. Уютный «проходной двор» служил местом встреч КСПшников МАИ, МГУ, Тимирязевки и пр., и пр., и все приносили к непременному традиционному самовару пряники и песни.
Иногда на «тусовку» забредали незнакомые авторы и начинали активно показывать свое творчество. В тех редких случаях, когда песни нравились собравшимся, автора просили петь ещё и ещё. Но гораздо чаще уровень произведений бывал невысок, и естественной реакцией собравшихся было высказывание автору соображений — чем, собственно, не нравятся услышанные песни. Через несколько лет на этой основе с подачи Георгия Курячего была создана «Открытая творческая мастерская» — собственно, та же «тусовка», но собирающаяся именно затем, чтобы поговорить об услышанном. Форма оказалась на удивление живучей и до сих пор продолжает работать — уже в ДК АЗЛК, куда ЦАП вынужденно перебрался. Всего до лета 2004 года число проведенных открытых мастерских достигло 56. «Тусовки» же прекратились — из-за отсутствия места в новых условиях. Многие считают это главной потерей, которую понёс клуб в связи с переездом.
В кн.: Каримов И.М. История Московского КСП. — М.: Янус-К, 2004. — С.469.
По всем вопросам обращайтесь
к администрации: cap@ksp-msk.ru HotLog Ай Ти Легион - Создание сайтов и поддержка сайтов, реклама в Сети, обслуживание 1С.
© Московский центр авторской песни, 2005
Письмо авторам
|