Стихи (11 штук) Хвара, вошедшие в Антологию 62 поэтов Шестого Этажа
х х х
В Лапландском
северном углу
вас иглу ждёт,
а вы иглу
с собою взять
не позабудьте -
чтоб рот зашить
и на полу
в обнимку спать
с любимым телом,
здесь тишина,
здесь воздух
белый,
здесь леший
тоже колобродит,
он на Замира
чуть походит,
и Риттер в нём черты
находит,
когда он к зеркалу
подходит,
но главный чучел
тута я,
земля
моя, я в ней
маяк.
За окном, наверно,
мёрзнет дедушка Мороз?
Задала мне сложный внучка
этакий вопрос,
и решила кипятильник
положить под ель
перед тем, как
предъянварскою
ночью лечь в постель.
Внучке речи
президентские
не ясны пока,
пусть подольше
сны ей детские,
что издалека
Оле датское Лукойе
в зонтике несёт,
снятся в этот
наступающий
на нас
с вами
год,
а про взрослые
Пальмиры
и Лукойл, и фронт,
когда вырастёт -
узнает...
И может быть -
поймёт...
Зима, Весна и Осень
три
тёти,
а Лето -
тоже
не мужик,
впрочем,
вот и
роди тут
хоть кого
за год,
а ведь для свадеб
ого-го
мечетей,
храмов,
синагог,
пагод...
Я хотел быть твоим
третьим глазом,
недостающим крылом,
или даже
дополнительной
конечностью,
как на иконах,
где Троеручица,
Шива и всё такое,
но тебе и так всего,
как тебе казалось,
хватало,
и ко мне поступила
просьба
оставить тебя
в покое.
«Говорят, что всё в руках Божьих.
Говорят, что у Бога нет другой руки, кроме твоей.
И моей.
А у меня теперь есть Ruka.
Следующий Новый год отмечаем там.
Готовность номер 365 объявляю в полночь.
Впрочем, год високосный.
Значит - 366.
Вместо йогуртов
заморских
я с утра хлебнул
кефира.
В продовольственном
ларёчке,
как в студенческий
тот год
я купил стеклобутылку,
но куда сдавать -
не знаю,
и хожу вот с ней
под мышкой,
как последний
идиот.
Со страной
приём посуды
тоже гакнулся
куда-то,
где теперь они,
родные,
ностальгия
всё сильней,
не аты-баты,
не солдаты,
вроде и не
виноваты,
но ты зачем
мой сон
тревожишь,
юность?
Вид иной
в окне.
Мне сказали,
что Мещёра -
край таинственный,
болотный,
лучше всех
про угро-финскую
праисторию
молчит,
так что,
если мне
удастся
археологов
лапландских
к экспедициям
в Егорьевск,
Туголесье и
Шатуру,
и к гнездовьям
серых
стерхов
приохотить-
приобщить,
то и ты,
если захочешь,
только в сапогах
рыбацких,
к делу
мокрому
науки
вместе
с отпрыском
смышлёным
сможешь
вовремя
примкнуть.
Сижу офиняю
известные мне
сабантуи,
чтоб их
в Хилтуненополе
вместе с тобой
провести,
а если намыслишь
и ты
нечто тоже
такое-сякое,
пиши,
ну а лучше
на поезд садись
и кати.
Кундалини
удадили,
кипятком слегка
облили,
клык ножовкой
подпилили,
и голым в
Африку
пустили,
была мечта
в Евразию,
но переобезобразили,
туда с такою
мордою
не пустят -
слишком гордые...
Ну-ка, зайцы,
встали в круг,
солнечный,
от кондукторов
сбежали?
Не сметь!
Поскользнетесь
на бегу
зимним вечером
и с платформы
прямо в снег,
на шпалы...
Смерть.
Для того ль
лежала
бедная
Каренина
в Обираловке,
где нынче
свалок дым,
чтобы ты,
не дочитавши
книг проверенных
так и умер
дурачиной
молодым?
Наряжусь
вне всякой очереди,
и пойду гулять
по вешалкам,
в зале тёмном,
где пристанище
всяких муз
и суеты -
мне, я думаю,
давно уже
ничего там делать,
нечего,
всё я
слышал,
видел,
вынюхал
и потрогал.
Как и ты.
Жизнь - театр,
чем начинается,
мы давно уже
изведали,
и на зуб
премного
всякого
взяли -
вырос сильный
клык,
но вот чем всё
дело кончится
у разъезда
театрального,
то не знает
даже
правильный
безупречный
ученик.
Санта-Клаус,
мастер-класс,
жизнь у деда
удалась,
ну и что,
что одинокий,
но зато любимец
масс!
Мы историю
страны
внукам
рассказать
с тобой
должны,
ну-ка!
Эхо каждой
из статей
слышишь?
Знал ли ты,
что для детей
пишешь,
и для их детей
детей -
в Вечность,
утверждая
без затей
человечность.
Вот тебе
и семинар,
стажировка -
разыскать
героев всех.
Снова, ловко
расспросить
о том-
о сём,
как живётся,
и утешить,
коль уже
не поётся.
Пусть героя твоего
порасспросят,
он-то знает ли,
где черти
тебя
носят,
кем ты
стал,
каким?
Другим?
Исписался?
Ну так встань
и отряхнись -
ишь, заспался!
В зале Мраморном
ЦДЖ
состоялся фуршет
после встречи
стариков,
что когда-то росли
на Шестом Этаже,
были пламенны их
с ностальгической
ноткою речи.
А я тоже старик,
и, возможно,
единственный
среди коллег
моих милых
де-юре
прапрапрадед,
дожевав канапе,
вновь я уе-
динился средь
книг,
любопытство своё
неуёмное
буквами их
утоляя.
Оказалось, что
скоро уже
минет век
с той поры,
когда нашу братву
журналистскую
в тех же стенАх
угощая,
Дом печати
сумел расщедриться
для каждой персоны
на чёрный сухарь
и стакан очень жидкого
и совершенно
без сахара
чая.
Говорят, были там
Маяковский,
и Брюсов,
и Блок,
и Есенин,
и Керженцев
с Ивневым,
этих имён
не забыть -
школьный курс
и журфак
нам гарантией
этому будут,
и подумалось
мне в той
торжественной
предновогодней
немного
таинственной
тишине,
что а вдруг и меня,
и друзей моих
славных
потомки
авось
не забудут?
Мы ведь в жизни
не только
жевали
и пили вино,
мы в свинцовой
пыли типографии
старой
ваяли
Газету,
ту, которая
лучше всех,
как теперь
понимаю,
была
на просторах
не только
советской
земли,
но и целой
Земли,
это я говорю,
истоптавший
ногами
практически
всю эту,
в общем-то,
как говорят,
голубую
планету.
И сказал
я себе,
старый,
финский
упёртый
дурак,
что пока
из меня
весь песок
не рассыплется
наземь,
буду я,
ну, уж не более,
но и не менее,
чем мне
по силам
придётся,
пусть бы даже
последним
хранителем
духа того
Этажа -
впрочем,
это, конечно,
я сильно
загнул -
из когорты
ровесников
явно ещё
не один
сумасшедший
найдётся....
Мне когда-то
сказал
Голованов,
что пред
Богом -
не важно,
Он есть
или нету
Его -
человейнику
будет какими
двумя документами
с гордым лицом
отчитаться -
"Дон Кихотом"
Сервантеса
и "Комсомолкой"
тех пламенных лет...
Ничего,
что куда-то
всё сплыло
совместно
с читающей
самой страной
в одночасье.
Предположим, что это антракт...
Расторможка -
тут таможня
не поможет,
только сами...
Хороши для
этой цели
земли тихие
саами
А не хочешь -
продолжай
тормозить
и умирай,
так до смерти
и не встретив
свой заветный
край.
«Миноритории
всех стран,
объединяйтесь,
иначе вас
мажоритории
сожрут...
Потом они
умрут,
про их финансы
лет через
сто
потомки
не споют,
но ведь и вас
не вспомнят
тихой рифмой,
что жил,
что был,
откладывал
в чулок,
поскольку
"человек"
из двух корней
составлен,
и там на первом
месте
всё-таки
ЧЕЛО.
И с мелкой частностью его не зарифмуешь......»
Предложили
по весне
прокатиться
к Кубертену,
что зарыл
больное сердце
средь Олимпии
руин,
я пройду
под парусами
мимо полисов
Эллады,
и на береге
турецком,
Бог даст,
останусь
невредим.
Я возьму
с собой
в дорогу
самый громкий
матюгальник,
чтобы слово
ЭКИХИРИЯ
на многих
языках
проникало
прямо
в души,
а не только
оставалось бы
в виде
древнего привета
иль
лапшою
на ушах.
Экихири́я • (греч. ἐκεχειρία, букв, воздержание рук), перемирие, т. н. «божий мир», который был обещан всем путешествовавшим на время какого-либо праздника, посещаемого заграничными гостями. Э. устанавливалась в тех местах Греции, где совершение этого празднества было публично объявлено глашатаем. Такой свободный проезд давался преимущественно по случаю национальных игр и продолжался в течение месяца, который и считался поэтому священным (иеромения). На это время прекращалась всякая общественная и частная вражда. Введение этого учреждения для Олимпии приписывалось Ифиту, поэтому диск, на котором была вырезана формула этого мира, назывался Ифитовым диском (ὁ Ἰφίτου δίσκος).
Глава ГБУ «Ритуал»
Артем Екимов
заявил, что
московские
кладбища
будут оборудованы
зонами
психологического
комфорта.
А исполнительный
директор
Союза похоронных
организаций и
крематориев
Елена Андреева
отметила, что
не видит
ничего
плохого
в появлении
на погостах
интернетного
вай-фая.
От лица будущих
покойников
я категорически
присоединяюсь.
Кстати, во многих
местах
Заполярья
вовсе никого
не хоронят,
потому как
белые медведи
ведут себя
по отношению
к человеческим
мертвецам
весьма
непочтительно,
не по-человечески...
Но лично мне
всё равно.
Впрочем,
вай-фай,
не помешает
и в зоне
мёрзлой
вечности...
Письмо авторам
|
