Анисимов О.С.Сплочение в методологическом сообществе:проблема, перспективы
Анисимов О.С.
Сплочение в методологическом сообществе:
проблема, перспективы
1.Как известно, рефлексия, в рамках псевдогенетического анализа, возникает как особая реакция на затруднения и разрывы в деятельности, а также в любой иной социокультурной практике.
Содержанием реакции выступает проверка значимости способа действия (деятельности и т.п.) и возможности коррекции содержания способа с установкой на отсутствие затруднения в ходе реализации «нового» способа действия.
Для придания неслучайности выработке нового способа действия осуществляется реконструкция хода осуществленного действия (его части) и выявление причин затруднения.
Лишь накопление опыта рефлексии может привести к переходу от принципа апостериорности к принципу априорности в рефлексивном сопровождении действий.
Тогда процесс прогнозирования обеспечивает выявление возможных, а не реальных затруднений и реагирование на них, что и создает впечатление упреждающих коррекций способов действия.
2.Ситуация в российском обществе насыщена всевозможными затруднениями, разрывами, в том числе имеющими кризисную значимость. Поводов для рефлексивного сопровождения предостаточно, и эта рефлексия реально осуществляется. Однако как она осуществляется?
На рефлексивный процесс влияют естественные предпосылки, индивидуальные особенности, сложившиеся социокультурные стереотипы. При общей хаотичности гуманитарного знания, его неструктурированности, фрагментарности рефлексивный процесс протекает на низких уровнях развитости. Сама атмосфера примитивизации ориентиров и мироотношений, всестороннее стимулирование прагматизма, индивидуализма, ритуализация религиозных чувств и самоорганизации и др. не способствует росту рефлексивной компетентности, способности как по содержанию рефлексии, так и по ее процессуальной форме. Наиболее очевидным это рефлексивное «опускание» проявляется в отношении управленцев, аналитиков, педагогов. Все это неизбежно создает условия для общего ухудшения всех форм общественной и государственной практики.
Примитивизация быстро достигает высшие уровни властной вертикали, что мы видим в решениях ключевых министерств, если не обращаться к идее систематического и стратегически спланированного извне «опускания» управления в России и всего в ней происходящего. Удивительным является воздействие вышесказанного на стратегические формы управленческого мышления.
3.Известно также, что качество действий определяется не только обеспечением действия и даже способностями действующего, но и качеством самих принимаемых решений. Одни решения ведут к более совершенным действиям при их реализации, а другие – к менее совершенным действиям. Однако придание неслучайности, существенности решениям и всему рефлексивному процессу предопределяется введением критериев.
Именно внесение критериев, разработка форм, методов и средств организации рефлексии, рефлексивных дискуссий, рефлексивной коммуникации и стало основным в методологическом движении в его специфическом варианте (московский методологический кружок).
4.Характерно, что именно в России (ранее - в СССР) смогло появиться и укрепиться методологическое движение. Его приверженцы демонстрировали саму рефлексивную практику, а в начале – практику критического мышления в наиболее сложных формах мыслекоммуникации.
В то же время обращенность к рефлексии своих, а не «чужих» действий всегда отставала от рефлексии своих рефлексивных или мыслительных действий. В зависимости от индивидуальных особенностей, самоопределения в социокультурном, методологическом пространствах некоторые методологи (например, Г.П.Щедровицкий) уделяли внимание рефлексии своих действий в публичных выступлениях, в игромодельных демонстрациях.
Однако чем более изначальным было содержание, основания, формы, тем менее тщательной становилась рефлексия. Следует отметить, что и в доигровой, и в игровой (с 1979 г.) периоды работы ММК значимость рефлексивного осознания и рефлексивного сопровождения была очевидной. На фоне дискуссий «об основаниях», «о методах», «о средствах» и т.п. появлялась перспектива перехода от наивно-естественных форм методологической работы к осознанно оискуствленным формам, соответствующим самой функции и миссии методологии. Более того, в 90-х г.г. ряд методологических «конгрессов» и иных общеметодологических собраний показали достаточно быстрое снижение уровня дискуссионного процесса.
Процветала самореализация докладчиков, оппонентов и, в меньшей степени, - понимающих. Это касалось как прикладных вопросов, так и фундаментальных. На этих сборах нельзя было перейти к чему-то «надиндивидуальному», к замещающим взглядам. Практически некому было демонстрировать реализацию функции арбитра. Подобный наивный демократизм превращал стихию методологических усилий в принципиальное, а не предварительное событие.
5.При таком «образе бытия» методологов, в котором самокритике и самокритичности уделялось ритуальное внимание, общение с иными специалистами могло быть также только самореализационное. В силу неопытности в рефлексивном слое практики, невладении идеями логики, философии в целом, методологии и т.п., иные специалисты достаточно быстро переходили от оперативного доверия, обусловленного убедительностью в нахождении «бессмысленностей» и «невнятностей» с помощью методологов, к доверию - «настоящему», полному подчинению формам и технике движения содержания и мысли методологов, к пониманию невозможности находить изъяны в мысли методологов, обладающих таинственным «оружием» и «ясновидением».
Придание принципиальности недоверию методологам мы не рассматриваем как менее полезное для нашей мысли. Но тогда и появляется вопрос о том, в чем же польза и в чем ответственность методологического сервиса, патронажа дометодологической практики?
Ответственность может возникать лишь при доказательстве «чистоты» работы самого ответственного. Вне этих усилий по доказательству дометодологические специалисты превращаются в заложников «более зрячих». Чем менее реально готовы патронируемые к опознаванию подлинной пользы от патронирующих, тем больше усилий следует прилагать для самокритики и самокоррекции в рамках взятой на себя миссии.
Однако именно этим менее всего занимается преобладающая часть методологов. Чаще методологи испытывают дополнительные дивиденды от своей методологичности при рассмотрении неметодологических вопросов. И эти выгоды часто внушительны, интересны.
Но это уже не достоинство методолога в своей позиции, а достоинство в заимствованной позиции. Остается лишь спросить, много ли достойных результатов получено в заимствованной позиции. Например, в понимании происходящего в России, в стратегическом проектировании, в налаживании универсумальной кооперации в стране, в порождении масштабной сплоченности и т.п. Таких результатов, которые могли бы быть предложены для руководства России, руководства регионов, отраслей и т.п., даже с учетом появления стремящихся к реализации и обнаружению своих интересов «государственных людей», таких результатов не видно.
6.Следовательно, необходима «чистка» в самом методологическом пространстве, самокритика по критериям методологичности, поиск предельных оснований как средств совершенствования, коррекции реальной методологической практики. Можно пока констатировать «время» субъективного самовыражения и отсутствия значимости, самой идеи «уподобления идее» (по Платону), стремления соответствовать методологической идее и хотя бы поиску этой идеи.
Мнения об идее методологии есть и немало. Но мнения – не удел методологов. Они индивидуальны, субъективны, временны. Надиндивидуальное – вот что должно быть на стяге методологов. Пора использовать результаты немецкой классической философии, дискуссии о подлинном «методологическом» знании и «чистом « мышлении теоретиков, преодолевающих уровень мнений. Еще Кант и Фихте показали, что субъективность мнений является принадлежностью не философов, так как их забота лежит в функциональном поле «истинности». Следует вспомнить Гегеля и его разъяснения условий абсолютного познания и знания.
Послегегелевский период ничего нового по сути не дал логике, философской и методологической рефлексии по этой проблеме. Уровень был снижен, а методологи так и не реконструировали взглядов этих гигантов, оставаясь, с неизбежностью, в эпохе начала XIX века и ранее.
7.То, что мы говорим, кажется «дикостью» или «странностью», так как дискуссий по истории логики было немало. Но мы сами участвовали в части этих дискуссий (в 70-х г.г.) и помним, что техника дискутирования оставалась очень далекой от реконструктивности базисных концепций таких «прародителей», как Фихте, Гегель. Все многочисленные логико-семиотические детализации не схватывали ядро содержаний полемики, наиболее принципиально осуществленной Гегелем. За деревьями леса не было видно. А в 80-90-х г.г. отход от принципиальности был еще более удручающим.
Практически именно мы несли свой «крест» сохранности идей и полемики автора знаменитого «метода» (Гегеля) с его оппонентами в начале XIX века. Более или менее неумело, но с накоплением потенциала мы делали все более полно выраженными эти содержания и создавали саму «технику» реконструктивного (и конструктивного) мышления, позволяющую выходить в арбитражную позицию, преодолевать субъективность, индивидуальность мнения и т.п. (см. наши работы: «Метод работы с текстами» и интеллектуальное развитие»., М. 2000; «Методология на рубеже веков (к 50-летию ММК)» М., 2004 и др.). Наши усилия либо игнорировались, либо осмеивались, либо рассматривались как излишне сложные по содержанию и технике показа.
Но мы и сейчас считаем, что без арбитражности нет пути к теоретическому, без псевдогенетического подхода нет прихода к теории, без логической формы «восхождения» («нисхождения») не может быть чистого мышления и возможности проверки на теоретичность теоретической версии. Однако прохождение подобного пути требует субъективного развития в слоях мотивации, операционалистики и др. как говорили Фихте, Гегель вне взлета сознания (самосознания) метафизическая мысль невозможна. Методолог должен быть мыслящим арбитражно и «чисто», хотя и в рефлексивном пространстве.
8.Только «взлетев», методолог становится полезен и ответственным перед дометодологической практикой, желающей снять разрывы или развиваться. Если методологическое сообщество может войти в эпоху «критики» (самокритики) и устранить наслоения стихии методологического действия, то оно обеспечит и подтягивание всех остальных, а затем общекультурное устремление, общее перемещение на тот уровень, который достоин существования в стране методологического движения. Тот уровень, который может обеспечить появление новых государственных управленцев и вообще собственно современных самоорганизованных профессионалов, открытых к вершинам профессионального мастерства (см. также наши работы: «Принятие государственных решений и методологизация образования». М., 2003; «Стратегический портрет лидера России». М., 2004; «Педагогическая акмеология: общая и управленческая». Минск., 2002).
Нельзя осуществлять методологизацию всей практики, сохраняя и не разрушая дометодологические и содержательные слои в ней, возвышая, а - не дезориентируя партнеров, вне самокритики внутри методологии. И лишь изменившись можно по настоящему помочь стране, вывести ее из тупика совместными усилиями всех, но при особой роли культурно обеспеченной рефлексии действий.
9.Что нужно сделать? Что означает сплочение в сообществе методологов?
Современное состояние внутренних механизмов методологической работы ведет лишь к разобщению и взаимному отстранению, непониманию. Прежде всего, необходимо «правильно» самоопределиться.
Сплочение может быть, в рамках крупнейших различений, по критериям симпатии, антипатии, во-первых, решения «одной» задачи или проблемы, во-вторых, следованию ценностям и идеалам, в-третьих.
Естественно, что уровень симпатий, антипатий вне деятельностного самоопределения.
Уровень решения задач и проблем может давать временные сближения, в зависимости от масштабов задач и проблем, оставаясь в пределах «практического разума». Решение задач и проблем не обязательно предполагает арбитраж и деиндивидуализацию в самоопределении и действии, рассматривая его как одно из условий успеха.
Для методологов, которые принадлежат, по функции, культурному пространству, присуща именно деиндивидуализация и служение «всеобщим» идеям. И тогда самоопределение относительно присущих методологической функции и позиции ценностей становится не ситуационным и временным, а принципиальным и вообще диктующим (см. также наши работы: «Стратегии и стратегическое мышление»., М. 1999.; «Идеология и принятие государственных решений». М., 2004).
Тем более, что сами ценности фиксируются за счет выработки всеобщего», адекватного уровню абстрактности мировоззренческой схемы, отношения к звеньям мировоззрения. Здесь уже царствует надпрактический разум. «Идея» как звено мирокартины, дает содержательность ценности в плоскости знания, а соответствующее отношение – в плоскости мотивации и потребности. Если человек самоопределяется в своем целеполагании в пользу идеи, то его цель становится этапом в отождествлении с идеей своего бытия, а целевое рассмотрение идее – идеалом, всегда недостижимым, но придающим субъективную «полноценность» бытию в рамках идеи.
У методологии в мирокартине есть своя локализация, свое место – идея. Поэтому методолог должен уподобляться и отождествляться с ней, превращать знание идеи в идеал, стремиться к его воплощению. Именно тогда индивидуальные отношения друг к другу, к версиям партнеров и конкурентов отойдут на второй план. Вместо этого каждый будет открыт ко всем точкам зрения не по ситуации, а в принципе. Каждый будет предполагать идею, идеал и искать их для самоорганизации, позитивно воспринимая все версии. Все станут «близки» друг к другу априорно.
10. Но тогда и может начаться основная «работа». Необходимо станет осуществлять арбитрирование всех версий и использовать те техники мышления, которые присущи арбитражу. Логическая форма арбитража превратится в единое для всех средство построения арбитражных замещений и последующего использования этих результатов.
Если у методологов возникнет поиск этой формы или дискуссии по поводу этой формы, то все дискуссии с необходимостью приблизятся к тем формам, которые и были обсуждаемы в немецкой классической философии, а прототипно это было и у Платона, Аристотеля и др. Надиндивидуальная, «абсолютная» форма была введена Гегелем и выражена как «метод Гегеля». Мы «технологически» оформили эти соображения Гегеля и применяем их с середины 70-х г.г., применяя прежде всего к своему мышлению в качестве «выпрямителя мысли» (см. также нашу работу «Язык теории деятельности: становление» М., 2001.).
11.Иначе говоря, если мы любим дело, истину саму по себе, то нам делить нечего, и следует запастись терпением для следования всем требованиям к процессу арбитрирования и организации мыслительного, рефлексивно-мыслительного процесса в целом. Все это следует применить именно внутри своего сообщества методологов и этим подготовиться к корректному воздействию на мыслительные проявления вне методологического сообщества.
Тот, кто считает это всего лишь вечным процессом, не осознает давно известного тезиса о различии количества и качества, в том числе и в мире рефлектирующего мышления. Пора не касаться предшествующих мыслей, а явно их вовлекать в сегодняшнюю практику строительства великого общества, страны, государства.
Мы готовы создать специальную площадку для выяснений всего важнейшего без всякой спешки, а подчиняться сути дела. Сначала в рамках индивидуальной установки, а затем с помощью всех, кто может помочь. Мы готовы к проведению игромоделирования по этим проблемам и созданию пространства методологического «чистилища". Мы можем сами демонстрировать все процедуры и их организацию и соучаствовать в этих же попытках у других, дискутировать с ними и выходить в метаарбитраж.
12.Мы предложили путь коренного изменения пространства управления в стране (см. монографии последних лет и материалы сайта). Зимой 2005 г. была предложена «Стратегическая инициатива М. -2005). Мы входим в сообщество заинтересованных в успехе России – «Клуб стратегической элиты» (лидер - В.Е.Лепский), стремящееся взять на себя ответственность за консолидацию всех мыслительных, стратегических сил России. Пора и методологам присоединиться и найти способ совместных разработок и действий.
Письмо авторам
|
