159.
26 января 2008 2070
Владимир Шахиджанян: Мне интересны все люди.
Великий Соловейчик!
Перед следующей главкой, рассказывающей о человеке, внесшем огромный вклад в развитие педагогики всего мира, не помещаю анекдотов и смешных историй. Хотя в моей коллекции на тему педагогики солидная и действительно смешная подборка.
Но они неуместны перед главой о Симоне Львовиче Соловейчике, ушедшем в 1996 году из жизни.
Правильно говорят: время лечит. Вот и я пришел в себя после двух невосполнимых потерь - смерти моей мамы и жены.
Впрочем, все потери невосполнимы. Просто со временем боль отступает, и мы осознаем, что такова жизнь - уходят люди, и мы уйдем.
А пока, вспоминая этого великого педагога, еще не оцененного по достоинству, грущу. Познакомьтесь с двумя моими заметками о Симоне Львовиче, опубликованными в газете "Первое сентября". В газете, которую он придумал, создал и редактировал, лучшем, на мой взгляд, издании для учителей и родителей... Когда-нибудь, знаю, более талантливые люди напишут о Симоне Львовиче солидные воспоминания, серьезные исследования, приведут в порядок его архив, издадут собрание сочинений, куда войдут написанные им книги: "Учение с увлечением", "Педагогика для всех", "Печальный однолюб", "Ватага "Семь ветров", "Фрунзенская коммуна", "Отчаюха", "Мокрые под дождем", "Книга про тебя" (ни одна из этих работ не устарела, если сможете достать их у букинистов, в библиотеке, советую: почитайте), сотни его блестящих статей по вопросам воспитания. Надеюсь, что объявится такой человек, который, как когда-то Симон Львович Соловейчик открыл для всех Виктора Шаталова, Василия Сухомлинского, Шалву Амонашвили, Софью Лысенкову, сделает известным для каждого имя философа, писателя, драматурга, педагога, ученого, общественного деятеля Симона Львовича Соловейчика.
Дело отца сегодня продолжает его сын, редактор газеты "Первое сентября" Артем Симонович Соловейчик.
--------------------------------------------------------------------------------
НЕ СЕРДИСЬ... ХОРОШО?
Тридцать семь лет назад, в 1959 году (как давно, как недавно это было) я познакомился с журналистом "Комсомольской правды" Симой Соловейчиком. Я работал тогда, как уже писал, старшим вожатым в 91-й школе Ленинграда. Школа у нас была удивительная, потому Соловейчик и приехал к нам.
Людмила Борисова, Игорь Иванов, Фаина Шапиро (знаменитые педагоги города) - все они волновались перед предстоящей встречей и в один голос твердили, чтобы я вел себя с известным журналистом прилично. "Комсомольскую правду" в Ленинграде ценили и боялись. Про самого Соловейчика тогда мало кто знал, но его публикации в журнале "Пионер" запоминались.
И вот он приехал. Через две минуты после знакомства мы перешли на "ты". Я быстро привык к его несколько странному имени - Сима. Тем более он сам попросил называть его так. Признаюсь, в то время мне нравилось всех называть на ты и по имени. Очень нравилось. Мы долго гуляли по городу и обсуждали тему: пионерский вожатый - это политический работник или мальчик на побегушках?
Симон Львович показался мне очень взрослым, очень добрым, очень внимательным, очень знающим и очень богатым. Мне 19 лет, ему под 30.(Взрослый дядька!)
В первый же день знакомства мы пошли в школу, где работала вожатой Людмила Борисова. По пути зашли в книжный магазин, и он купил себе и мне несколько хороших книг.(Добрый!)
Меня он слушал не прерывая, часто задавал уточняющие вопросы: как проводятся сборы, верно ли, что интересно проходят советы дружины, правда ли, что школьники зарабатывают много денег, и мы три раза в год ездим в Москву, Таллин? Правда ли, что в каждом отряде есть пионерский вожатый из студентов? Потом об этом же он выспрашивал у ребят. И никого не прерывал. (Внимательный!)
Сима много рассказывал о Москве, о музыке, кино, истории и литературе. Говорил эмоционально, как бы сам удивляясь: вот как все в жизни интересно.(Знающий и образованный!)
А почему богатый? За несколько часов до его отъезда мы шли по Невскому и говорили.
- Ты хочешь есть? - вдруг спросил он, видимо, заметив, какие взгляды я бросаю на лотки с пирожками. И тут же, не дожидаясь моего ответа, добавил: - Я очень. Пойдем поедим!
Мы зашли в сосисочную недалеко от Московского вокзала.
У меня не было ни копейки. А есть я всегда хотел. Сели за столик, ожидая официанта. На столе стояли тарелка с хлебом и горчица.
- Хлеб с горчицей, - сказал Сима, - это хорошо. Намазал кусок хлеба горчицей и начал есть. Я последовал его примеру. Он один кусок съедает, я - два.
Подошел официант.
- Ты сосиски с чем хочешь: с гречкой, горошком, кукурузой? - спрашивает у меня Сима.
- Да я не очень-то есть хочу. Просто посижу.
- Нет, - сказал Сима, - я же вижу, ты хочешь есть. Давай договоримся: берешь сосисок столько, сколько хочешь.
Я молчал. Как сказать, что у меня нет денег?
- Так, - сказал Сима, - давай договоримся: ты нам пишешь статью, мы ее публикуем. Ты получаешь гонорар - он равен твоей месячной зарплате. (Вожатые в то время получали 450 рублей, что соответствовало 45 рублям после реформы 1961 года.) Я через месяц приеду в Ленинград проводить диспут о призвании, мы пойдем с тобой в сосисочную и повторим ужин, а заплатишь ты. А сегодня плачу я. Договорились?
Нам принесли сосиски с горошком. Я мгновенно проглотил свою порцию.
- Хочешь еще? - спросил Сима.
(В детстве я просто обожал сосиски с горошком. Помнится, мечтал: вырасту, начну зарабатывать - куплю себе сосисок с горошком, сколько смогу съесть. Но вожатских денег на воплощение мечты не хватало. А тут, пожалуйста, ешь, сколько хочешь. И я ел.)
Так он спрашивал десять раз, и десять раз я кивал головой, и десять раз официант приносил для меня сосиски: с горошком, кукурузой, гречкой, макаронами, картофельным пюре. Симе хватило одной порции.
Через час мы покинули сосисочную. Я провожал Симу на Московский вокзал. Дышалось тяжело. Шел еле-еле...
Прошло несколько дней. Мне позвонила Инга Преловская, заведующая корпунктом "Комсомольской правды" (потом она работала в "Известиях"), и попросила срочно приехать и прочесть гранки моей статьи - "Политический работник... или мальчик на побегушках?", где я размышлял на тему, которую мы обговорили с Симой Соловейчиком.
Когда я вошел в комнату корреспондентского пункта, там, кроме Инги Преловской, было еще два человека - фотограф Геннадий Копысов (он снимал для "Огонька") и журналист из "Комсомолки", фамилии его не помню.
Я прочел свой материал. Расписался. И не ухожу. Журналист спросил, кто прислал материал на визу. Узнав, что от Соловейчика, оживился и начал рассказывать о нем. Речь свою сдабривал матом.
- Соловейчик! Вы... представляете... Он на этих... пионеров, на... вожатых, на таких странных... чудиков все в командировках тратит, а у самого... бывает, что нечем заплатить за чай в поезде. Он с Ленинградского вокзала пешком домой идет, нет денег на метро.
За 37 лет нашего знакомства мы встречались и перезванивались с Симоном Львовичем Соловейчиком много раз. Вместе ходили в цирк.
Одно время он часто бывал у меня, а я у него. Он писал для меня сценарий, где главную роль должен был играть Юрий Никулин. Он был одним из первых читателей нашей с Никулиным книги "Почти серьезно...". Каждый год он выступал перед моими студентами на факультете журналистики.
Вот и в среду, 23 октября 1996 года, мы планировали (это еще до того, как его в больницу положили), что придем со студентами в редакцию. Он поговорит с ребятами, а потом, может быть, вместе пойдем в цирк - там просмотр новой программы.
- Хотя знаешь, - сказал он мне, - в цирк скорее всего не получится. Нужно много написать, нужно много прочесть. И к поездке в Голландию пора готовиться. Я хоть и чувствую себя прилично, но с цирком давай подождем. Не сердись... Хорошо?
--------------------------------------------------------------------------------
Такую заметку я написал в газету "Первое сентября", узнав о смерти этого замечательного писателя, педагога, общественного деятеля (написал: общественный деятель - и усмехнулся. Штамп. Но ведь определение верное - Симон Львович был подлинным общественным деятелем, и мы просто до конца не оценили еще по достоинству его вклад в детскую литературу, журналистику, педагогику, да и в целом еще не осознали его огромного влияния на всю нашу жизнь). А к годовщине смерти, когда боль чуть улеглась, я написал еще одну заметку.
--------------------------------------------------------------------------------
ПЯТИМИНУТНЫЙ РАЗГОВОР
Сережа плачет
Ночь. Плачет Сережа. Истошно плачет. Сережа - мой сын. Ему четыре месяца. Кто его так запрограммировал, право, не знаю, но каждый день, минута в минуту, ровно в 12 ночи он начинал орать благим матом. Орал до тех пор, пока я не клал его в коляску и не вывозил на ночную прогулку. До двух ночи. Если прогулка оканчивалась раньше, то Сережа поднимал крик.
Тот день запомнился особо
На часах 23.50. Раздается телефонный звонок.
- Тебя Сима Соловейчик, - сообщает моя жена Зоя и тут же добавляет: - Но учти, скоро 12 ночи. Если разговор долгий, то ради Симы я пойду гулять сама.
- Не разбудил? - деликатно, как всегда, спрашивает Симон Львович.
- Нет, что ты! Какое разбудил. Еще предстоит прогулка с сыном.
- Это полезно, - спокойно произносит мой собеседник. - У тебя есть две минуты?
- Да.
- Как дела? - задает вопрос Симон Львович, как я теперь понимаю, проводя разведку, чтобы по голосу, интонации определить, действительно ли я свободен, могу ли говорить, какое у меня настроение.
- Отлично провел день. Познакомился с поразительным парнем. И хочу тебя с ним познакомить. Умен, талантлив, обаятелен, честен и благороден. Откуда только берутся такие замечательные дети? Я хотел бы завтра приехать к тебе с ним.
- Завтра? Нет, пожалуй, нет. Дежурю по отделу. Мой материал идет. И завтра у меня тоже встреча с замечательным парнем. Поэтому и звоню тебе. Я познакомился с ним в консерватории. Умен, точен. Отлично пишет. Просто удивительный мальчишка.
И тут мой малыш заорал во всю мочь.
В комнату вошла жена. Смотрит на меня - пойду гулять или нет?
- Почему ребенок плачет? - спрашивает Симон Львович.
- Да он у меня, - говорю я, - безумный какой-то, как двенадцать, так в рев... Пока не погуляю.
- Иди гулять. Вернешься - я тебе, если будет не поздно, позвоню.
- Давай я тебе позвоню.
- Нет, лучше я. Нина спит, Катю разбудишь. Я сам позвоню.
Возвращаюсь с прогулки. Звонок. Мы долго говорим о делах "Комсомольской правды", о замечательной Любови Михайловне Ивановой, которая работает в журнале "Журналист" и занимается конкурсом "Золотое перо" - так мы тогда искали способных молодых людей.
Любовь Михайловна Иванова работала долгие годы в "Комсомольской правде", потом перешла вместе с Алексеем Ивановичем Аджубеем в "Известия". Когда Алексея Аджубея сняли с работы, Любовь Михайловна на одном из собраний выступила в его защиту и была изгнана из газеты. Взял ее к себе Егор Яковлев, тогдашний редактор "Журналиста".
Симон Львович Соловейчик относился к Любови Михайловне с подчеркнутым уважением, часто встречался с ней.
Когда спустя годы Любовь Михайловна стала редактором журнала "Семья и школа", она тут же стала звать на работу к себе Симона Соловейчика. Причем я до сих пор не знаю, кто у кого учился. Часто встречаясь с Любовью Михайловной, я слышал ее рассказы о Симе. Она говорила восторженно, чуть покровительственно, но всегда уточняла, что в педагогической печати, а может быть, и в педагогике вообще Симон Соловейчик для нее человек номер один.
Говорим о новых концертах в консерватории, о возможном походе в цирк.
- Слушай, - говорит Симон Львович, - ведь самое главное я тебе не дорассказал. Про парня, с которым познакомился. Он будет поступать на факультет журналистики. Нужно, чтобы ты с ним встретился. Он завтра будет у меня. Приходи.
- Пока не знаю. У меня ведь завтра тоже встреча с потрясающим парнем, я же тебе говорил о нем до прогулки. Может быть, ты вместе со своим придешь к нам в "Журналист". Знаешь, как обрадуется твоему приходу Любовь Михайловна!
- А может быть, лучше ты зайдешь к нам в "Комсомолку" и парня своего возьмешь? У меня же материал идет в номере, боюсь уходить... Но если не можешь - ничего страшного, не приходи.
Мы договорились, что созвонимся на следующий день.
Встреча на полдороге
Я пришел в "Комсомолку", но Симона Львовича там не застал. Он ушел, как мне сказали, в "Журналист" встречаться с очередным гением. Фраза эта прозвучала иронически.
Я, благо редакции в километре друг от друга, бегом в "Журналист". На полпути встречаю Симона Львовича с мальчишкой - низенький рост, смышленые хитрющие глаза и невероятное обаяние. На вид лет 13, не больше.
- Знакомься, - говорит мне Симон Львович.
- Да что нам знакомиться. Я знаю его.
Симон Львович кидает взгляд на своего спутника. Тот кивком головы подтверждает: да, мол, знакомы.
Мы все смеемся.
А теперь комментарий к истории.
Парня зовут Валерий. Фамилия Хилтунен. Я познакомился с ним за день до нашей встречи в редакции "Журналиста". Юноша стал победителем конкурса "Золотое перо", который проводила редакция "Журналиста".
Симон Львович познакомился с Валерием вечером того же дня в консерватории.
Оказывается, мы говорили ночью по телефону об одном и том же человеке.
Симон беспокоился, поступит ли парень в университет на факультет журналистики. Проследит ли журнал за тем, кого открыл, кто стал победителем конкурса.
Почему же произошла такая чехарда с нашей встречей? У Симона Соловейчика в тот день шел материал в "Комсомолке". А он трепетно относился к каждой заметочке, публикуемой за его подписью. Прослеживал путь материала, всегда ждал выхода сигнального номера, ибо в редакции всякое бывает. Так же, кстати говоря, он относился и к материалам тех авторов, которых публиковал в газете. Это было у него святое правило - находиться в редакции, когда идет материал.
Валерий Хилтунен ныне один из авторитетнейших журналистов, объездил весь мир, работал во многих редакциях.
Почему мы тогда чуть не повздорили с Симоном Львовичем?
В подтексте нашего разговора сквозила некоторая досада (мне не удалось ее передать): встречаешь талантливого человека, просишь познакомиться с ним, а там другие дарования, другие дела, а ведь по-настоящему талантливые попадаются не так часто. Таланту надо помогать, бездарности пробьются сами.
С тех пор прошло почти тридцать лет
Многое вспоминается в годовщину смерти Симона Львовича Соловейчика. Вспоминаются наши телефонные звонки друг другу, вспоминается, как трудно пробивалась квартира для его большой семьи. Как мы ходили к Сергею Коломину, работавшему тогда заместителем председателя Моссовета, с каким трудом собирали справки...
Симон Львович жил в малогабаритной двухкомнатной квартире в районе ВДНХ. Двое детей, жена, он сам и обязательно кто-то из постоянно живущих гостей. Двери в доме частенько вообще не запирались. Входи, кто хочешь, тебе будут рады. Впрочем, что сетовать. Жить всегда и сложно, и радостно. Радостно, когда тебя понимают и помогают. Скольким людям помог Симон Львович, скольких людей открыл!
Сложно, когда тебе мешают, когда тебя не понимают, когда мстят... А ведь было, было и такое, мешали и не понимали известного журналиста, прекрасного писателя, удивительного педагога, потрясающего человека Симона Львовича Соловейчика. Но не стоит об этом вспоминать. Не стоит, ибо произносишь имя - Симон Львович, берешь в руки его книги, разворачиваешь его газету "Первое сентября" - и хочется лучше работать, спокойнее говорить с людьми, хочется кому-то помочь, хочется... Очень многого хочется.
А при чем тут мой сын?
Да вроде ни при чем. Он окончил школу и университет и стал первым, почти штатным фотокорреспондентом "Первого сентября". До сих пор его снимки публикуются в газете.
26.01.2008
http://1001.vdv.ru/books/people/mivl24.htm
Письмо авторам
|
